— Я уже не помню, мало ли что…
— Мало ли что можно сказануть, особенно волнуясь, — сговорчиво кивнул Данил. — Особенно в такой ситуации: начались непонятки, начальство, такое впечатление, собирается дать разнос, да вдобавок имеются основания думать, что вам не доверяют, раз держали здесь людей с самостоятельными заданиями.
Натуры особо впечатлительные могут разволноваться и не следить за точностью формулировок… Убедительно, Виктор, убедительно… Однако пойдем дальше.
Вам знакома эта юная особа в школьном платьице? Какие ножки, какие стати, Лолиточка Рутенская… Знакома она вам?
Багловский отчаянно пытался изобразить улыбку:
— Ну, вообще-то…
— Вы ее трахаете, Виктор, — сказал Данил бесстрастно. — При чем тут «вообще-то»? Ну, признайтесь, мы здесь все люди взрослые, понимаем и насчет спермотоксикоза, и насчет страсти к нимфеткам. Я не требую скабрезных подробностей, вы просто кивните… Ах вы, умница моя! Вы, чего доброго, скажете, что у вас чувства? Ах, романтик вы мой… Романтик вы сраный, вы что, работаете в пятом жэке? Забыли, как вас отмазывали в Москве от веселой статьи? Забыли, что ваша работа просто-таки обязывает не давать поводов для компрометации? Все забыли?! При виде очередной юбчонки? Я не думаю, что вы законченный педофил, — великодушно сказал Данил. — Вряд ли вы, как полагается классическому извращенцу, уже не способному с собой справиться, торчали неподалеку от школьного двора… Скорее всего, вы эту ляльку усмотрели где-то неподалеку от школы. Верно? Ну, пригласили подвезти, слово за слово… Ну?
Багловский криво улыбнулся:
— Был дождь, она оказалась без зонтика, мокла на остановке… Я как раз ехал мимо… Данил, прикрыв глаза, покивал:
— Ну да, мыльная опера… Бедная промокшая девочка и опытный, уверенный в себе плейбой на хорошей машине… Интересно, что было в голове у ваших почтенных родителей, когда они решили окрестить вас Виктором? Сиречь Победителем? Ну какой вы Виктор, Багловский, вы, самое большее, Виктуар…
Виктуар, перестаньте бренчать… Лучше сосредоточьтесь и ответьте на несложный вопрос: вы когда-нибудь видели, чтобы она входила в школу?
Выходила из школы? Ну-ка, подумайте. Нет? И вы, что вполне естественно, дальнейшие свидания назначали поодаль от школы, дабы не компрометировать бедную малышку… До вас еще не доходит, Виктуар? А, доходит, похоже, ваша нижняя челюсть проявляет тенденцию к отвисанию… — Данил встал, нагнулся над сидящим и помахал фотографией у самого его носа. Брезгливо поморщился:
— И за что меня бог наказал такими кадрами? Виктуар, Юлечка Мозырь, оказывается, никакая не школьница… А учится она аж на втором курсе педагогического института, и, что гораздо важнее в данный момент, ей не шестнадцать, а девятнадцать. Ну, выглядит сущей соплюшкой, так это частенько случается…
Доходит? — спросил он грубо, безжалостно. — Не шестнадцать, а девятнадцать. Вы ее могли трахать до полного истирания пупка, не нарушая никаких законов…
Совершеннолетняя эта сучка, понятно? Бог ты мой, ну вы и идиот… Вас поймали так грубо и примитивно, что я не пойму, как вы вообще работали в нашей системе столько лет…
Он сделал паузу, поскольку это было просто необходимо: Багловский, хватая ртом воздух, начал словно бы легонько заваливаться набок… Данил сделал быстрый жест. Волчок в две звонких оплеухи погасил зачатки истерики.
— Пойдем дальше, — сказал Данил, убедившись, что обмороков в ближайшее время не предвидится. — Как только мне доложили, что собой представляет ваша «школьница», я решил в темпе провести проверку. У меня не было ни времени, ни возможности выдумывать нечто изощренное, пришлось рискнуть. Я, конечно, боялся, что ваши кураторы вспомнят «Высокого блондина в черном ботинке», но другого выхода не было. Да и у них не было времени на проверки и хитрые комбинации. — Он показал на Костю Шикина, все еще представлявшего собою ходячую рекламу дорогого магазина одежды. — Вы, наверное, видя здесь этого господина, уже кое-что начинаете понимать? Ну конечно, ехал он вовсе не из Москвы, он сел на московский поезд в Роменах. В администрацию президента и прочие высокие инстанции он таскался исключительно ради того, чтобы проверить вас. И вы с бесчестьем выдержали испытание — уже в Жабрево вам сели на хвост, водили по городу, до каждого присутственного места, которое он посещал, установили наблюдение на квартирой на Талашкевича, которая опять-таки представляла собою пустышку, ловушку для дурака… Одним словом, события развивались в точности так, как это обстояло в бессмертной кинокомедии… Вы его сгоряча заложили. Ну, вы и дальше будете изображать оскорбленную невинность? Учитывая, что о «шишке из Москвы» знали только вы, я и Беседин? Причем именно вы сразу после нашего разговора сначала кинулись к телефону-автомату, а потом ушли от наблюдения в метро… Грамотно, надо признать, ушли, тут вам в хорошем профессионализме не откажешь… Вы будете говорить или прикажете устраивать всякие пошлости вроде иголок под ногти или паяльника в задницу? Вы меня знаете достаточно, чтобы прекрасно сообразить: я не блефую, вам в самом деле будет плохо и больно. А как только мы начнем портить вам шкуру, конец предугадать нетрудно: не могу я потом выпускать вас живого в город со следами скверного обращения…
— Ну, а где гарантии, что я вообще…
— Останетесь живы? — понятливо подхватил Данил. — Виктор, не нужно делать из меня ни монстра, ни идиота. Если я по всей форме — хотя какая тут может быть казенная форма? — напишу расписку с клятвенным обещанием оставить вас в живых, вы что, тут же успокоитесь? Просто-напросто у говорящего у вас есть шансы, а вот у молчаливого их нет вообще… Между прочим, квартирка эта снята Климовым через третьих лиц, пока не засвечена, оплачена до конца года, визита хозяев не ожидается. И если ваш трупец засунуть в хороший пластиковый мешок, то запаха не будет, самое раннее через полгодика выгребут лопатой из ванны то, что от вас останется… Ну, разверзайте уста!