Подойдя к высоченному окну на лестничной площадке, Данил поднатужился и со скрипом распахнул аркообразные створки. С соблюдением всех предосторожностей — с них станется и запустить чем-нибудь — выглянул.
А ведь похоже… Их уже не дюжина, добрых три десятка, торопливо подходят новые, рулончики в руках у тех троих и впрямь напоминают свернутые транспаранты, морды соответствующие, так и просятся в то заведение, откуда сегодня покойный капитан изъял Багловского…
К нему присоединился охранник, мужик его лет, в цивильном костюмчике, без дурацкого камуфляжа. Вгляделся и уверенно заключил:
— Дурики. Точно вам говорю. За два месяца третий раз, опять начнут орать насчет атома…
— Если что, звони в милицию и обскажи все как есть, — сказал Данил. — Можешь даже немного приукрасить. У «ястребов» позавчера сержанту прилетело кирпичом по физиономии, они с большим удовольствием реванш возьмут…
— Я сам с удовольствием реванш возьму, — пообещал охранник, демонстрируя на ладони длинный газовый баллончик. — Они в прошлый раз моей «копейке» стекло вынесли, как будто я на ней ядерные отходы вожу… А стоит-то — прилично. У меня еще ручка от лопаты есть, в углу поставил…
— Э нет, орел, — сказал Данил. — Ты тут баталий не устраивай, а то превратят тебя потом щелкоперы во врага народа и наемного убийцу, не отмоемся… Дверь в подъезде запирается?
— Конечно.
— Вот и сходи запри.
Он вернулся в кабинет, с порога энергично сказал:
— Панове, хватит нам перетирать воду в ступе.
Все равно не сможем отыскать никакой конкретики, а абстракции нам ни к чему, не стоит время на них тратить. Вот что еще, напоследок… Вы везде искали?
— То есть? — оживился Тышецкий.
— Ну, все помещение вверх дном перевернули? Тут были, насколько я помню, и какие-то кладовки, и комнатушка, где до сих пор строительный хлам свален…
— Да нет, — сказал Максим. — В кладовках и не искали, зачем?
— На всякий случай устройте коммунистический субботник и переверните абсолютно все, — сказал Данил. — Был у меня случай, когда уволенный за пьянку на рабочем месте бухгалтер решил напакостить и бросил пару папок в чулан, где уборщицы держали всякий хлам. Они там пролежали две недели, пока на фирме все ответственные лица тихонько умом сдвигались. А нашли по чистой случайности, когда…
Замолчал, повернув голову к двери, прислушался, досадливо поморщился где-то совсем неподалеку звонко разлетелось стекло.
— Черт знает что, — сказал он в сердцах. — Пожалуй, и в самом деле придется милицию вызывать. Пойдемте, чтобы развеяться, на обезьянник полюбуемся…
Первым вышел в коридор. Оконных стекол больше не били, зато снизу доносилось нестройное скандирование:
— Ге-ть я-дер-ную сме-рть! Ор-ша-не, ге-ть с а-то-мом!
Охранник, сгорбившись за своим столом возле лестницы, яростно накручивал телефонный диск. Послушал, швырнул трубку:
— Вечно у них занято… — и тут же снова схватил ее с рычага.
Держась у стены, Данил выглянул. Внизу уже вовсю развернулась стихийная демонстрация возмущенного народа — четыре длинных транспаранта на плохо оструганных палках призывали отвести ядерную смерть от сей благодатной земли, а распространителям таковой, сиречь фирме «РутА», предлагали немедленно убраться за «полночный рубеж» . Десятка три индивидуумов обоего пола, задрав головы кверху, старательно скандировали свои нехитрые речевки, в общих чертах повторявшие надписи на плакатах. Тут же крутился юный субъект с плохонькой видеокамерой — акула пера, надо полагать.
— Где-то у меня презерватив завалялся, — мечтательно сказал стоявший по другую сторону окна Волчок. — Налить водой — и шваркнуть сверху…
— Не вздумай, — серьезно сказал Данил. — Вон видишь козла с камерой?
Превратят потом твой презерватив в противотанковую гранату и не отмоемся до…
Умолк, вытянул шею. Внизу что-то произошло, в мгновение ока все изменилось — смолкли вопли, колыхнулись транспаранты, кто-то оседал наземь, подламываясь в коленках. И стоявшие ближе всех к нему, словно табунок вспугнутых воробьев, кинулись врассыпную, скандирование смолкло окончательно, раздался дикий, пронзительный женский вопль, упавший не шевелился. Данил, перегнувшись через широкий подоконник, рассмотрел его лицо — и только теперь связал все происшедшее с только что слышанным в районе этажа примерно третьего коротким треском, похожим на звук сломавшейся толстой ветки, но еще и на одиночный пистолетный выстрел…
…Дальнейшее напоминало вавилонское столпотворение в урезанном варианте — скопище разномастных машин с мигалками, профессионально-равнодушная суета обмундированных и штатских, неведомо откуда вынырнувшая орава репортеров, вопли и мельтешение разъяренных народофронтовцев. Хорошо еще, очень скоро кто-то, облеченный властью, распорядился выдавить их за пределы двора и поставить плотное оцепление.
Данил уже нимало не сомневался, кого здесь вскоре увидит. Как и следовало ожидать, оказался прав: минут через двадцать после первого натиска, когда по «Авто» пробежали несколько милиционеров, наспех опросивших всех и каждого и велевших не покидать здания, — что подкрепили крепким «ястребом», вставшим с автоматом наперевес у двери на лестницу — торчавший возле стола охранника Данил узрел майора Пацея. И снова вспомнил здешнее присловье насчет черта и мостика.
Майор поприветствовал его, как старого доброго знакомого:
— Данила Петрович! У вас опять, я смотрю, неприятности?